«…Ник достал свой спиннинг из кожаного чехла, свинтил удилище, а чехол засунул обратно в палатку. Он надел катушку и стал наматывать на нее лесу.
Лесу приходилось при этом перехватывать из руки в руку, иначе она
разматывалась от собственной тяжести. Это была тяжелая двойная леса.
Когда-то Ник заплатил за нее восемь долларов. Она была нарочно сделана
толстой и тяжелой, чтобы ею можно было взмахнуть, и чтобы она тяжело, плоско падала и прямо ложилась на воду; иначе нельзя было бы далеко забросить легкую наживку. Ник открыл алюминиевую коробочку с поводками. Поводки были проложены фланелевой прокладкой. Фланелевую прокладку Ник в поезде смочил водой из фильтра, когда подъезжал к Сент-Игнесу. От влаги поводки размягчились, и Ник расправил один и привязал узелком к концу тяжелой лесы.
К поводку он привязал крючок. Крючок был маленький, очень тонкий и упругий. Ник достал крючок, положив удилище на колени. Он туго натянул лесу, проверяя узлы и скрепления на удилище. Это было приятное чувство. Он проделал это осторожно, чтобы крючок не воткнулся в руку.
Он стал спускаться к реке, держа в руках спиннинг, бутылка с
кузнечиками висела у него на шее на ремешке, обвязанном вокруг горлышка.
Сачок для рыбы висел на крючке на поясе. Через плечо у него был подвешен
длинный мешок из-под муки; верхние углы мешка он завязал бечевкой и
перекинул бечевку через плечо. Мешок хлопал его по ногам.
Обвешанный всем этим снаряжением, Ник двигался с трудом, но чувствовал себя настоящим рыболовом. Бутылка с кузнечиками болталась у него на груди. Карманы ковбойки, набитые сандвичами и коробочками с крючками и наживкой, давили на грудь.
Он вошел в воду. Его обожгло. Брюки прилипли к ногам. Сквозь башмаки он чувствовал камешки на дне. Холодная вода обжигала, поднимаясь все выше по ногам.
Вода бурлила вокруг его ног. Там, где он вошел в реку, вода была выше
колен. Он побрел по течению. Ноги скользили по гравию. Он глянул вниз, в
водовороты, крутившиеся вокруг его ног, и встряхнул бутылку, чтобы достать кузнечика.
Первый кузнечик, выбравшись из горлышка, одним прыжком выскочил из бутылки и упал в воду. Его сейчас же засосало водоворотом возле правой ноги Ника, потом он выплыл немного ниже по течению. Он быстро плыл, барахтаясь. Внезапно на гладкой поверхности воды появился круг, и кузнечик исчез. Его поймала форель.
Другой кузнечик высунул голову из горлышка бутылки. Он поводил усиками. Он карабкался по горлышку бутылки, готовясь прыгнуть, Ник ухватил его за голову и, крепко держа, стал насаживать на крючок, он воткнул ему крючок под челюсти и дальше, сквозь головогрудь, до самого последнего сегмента брюшка. Кузнечик обхватил крючок передними ногами и выпустил на него табачного цвета сок. Ник забросил его в воду.
Держа спиннинг в правой руке, он повел лесу против течения. Левой рукой
он снял лесу с катушки и пустил ее свободно. Кузнечик был еще виден среди
мелкой ряби. Потом скрылся из виду.
Вдруг леса натянулась. Ник стал выбирать ее. В первый раз клюнуло.
Держа ожившую теперь удочку поперек течения, он подтягивал лесу левой рукой. Удилище то и дело сгибалось, когда форель дергала лесу. Ник чувствовал, что это небольшая форель. Он поставил удилище стоймя. Оно согнулось.
Он увидел в воде форель, дергавшуюся головой и всем телом; наклонная
черта лесы в воде постепенно выпрямлялась.
Ник перехватил лесу левой рукой и вытащил на поверхность устало
бившуюся форель. Спина у нее была пятнистая, светло-серая, такого же цвета,
как просвечивающий сквозь воду гравий, бока сверкнули на солнце. Зажав
удочку под мышкой, Ник нагнулся и окунул правую руку в воду. Мокрой правой рукой он взял ни на минуту, не перестававшую биться форель, вынул у нее крючок изо рта и пустил ее обратно в воду.
Мгновение форель висела в потоке, потом опустилась на дно возле камня.
Ник протянул к ней руку, до локтя погрузив ее в воду. Форель оставалась
неподвижной в бегущей воде, лежала на дне, возле камня. Когда Ник пальцами коснулся ее гладкой спинки, он ощутил подводный холод ее кожи (…).
Он смочил руку, прежде чем взять форель, чтобы не повредить одевавший
ее нежный слизевой покров. Если тронуть ее сухой рукой, на пораженном месте развивается белый паразитический грибок. Раньше, когда Ник ловил форелей на реках, где бывало много народу и, случалось, впереди него и позади шли другие рыболовы, ему постоянно попадались дохлые форели, все в белом пуху, прибитые течением к камню или плавающие брюхом вверх в тихой заводи. Ник не любил, когда на реке были другие рыболовы. Если они не принадлежат к вашей компании, они портят все удовольствие.
Он побрел дальше по течению, по колено в воде, по мелководью,
занимавшему участок шагов в пятьдесят длиной, выше коряг, торчавших поперек реки. Он держал крючок в руке, но не стал насаживать на него новой приманки. На отмелях можно наловить мелкой форели, но она Ника не интересовала. А крупной форели в этот час дня не бывает на мелководье.
Теперь вода доходила ему до бедер, холодная, обжигающая, и прямо перед
ним была заводь, запруженная корягами. Вода была гладкая и темная; налево - нижний край луга, направо - болото.
Ник откинулся назад, навстречу течению, и достал кузнечика из бутылки.
Он насадил его на крючок и плюнул на него, на счастье. Затем он размотал
несколько ярдов лесы с катушки и забросил кузнечика далеко вперед, в быструю темную воду. Кузнечик поплыл к корягам, потом от тяжести лесы ушел под воду Ник держал удилище в правой руке, пропуская лесу между пальцами.
Лесу сильно дернуло. Ник подсек, и удилище поднялось, напряженное,
словно живое, согнутое пополам, готовое сломиться, и леса натянулась, выходя из воды; она натягивалась все сильней, все напряженней. Ник почувствовал, что еще секунда - и поводок оборвется; он отпустил лесу.
Катушка завертелась с визгом, когда леса начала стремительно
разматываться. Слишком быстро. Ник не успевал следить за лесой, леса слетала с катушки, визг становился все пронзительней.
Катушка обнажилась. Сердце у Ника, казалось, перестало биться от
волнения. Откинувшись назад в ледяной воде, доходившей ему до бедер. Ник крепко прихватил катушку левой рукой. Большой палец с трудом влезал в отверстие катушки.
Когда он задержал катушку, леса вдруг стала тугой и жесткой, и за
корягами огромная форель высоко выпрыгнула из воды. Ник тотчас нагнул
удилище, чтобы ослабить лесу. Но уже в тот момент, как он его нагибал, он
почувствовал, что напряжение слишком велико, леса стала слишком тугой. Ну конечно, поводок оборвался. Он безошибочно это почувствовал по тому, как леса вдруг потеряла всякую упругость, стала сухой и жесткой. Потом ослабла.
Во рту у Ника пересохло, сердце упало. Он стал наматывать лесу на
катушку. Ему никогда не попадалось такой большой форели. Чувствовалось, что она такая тяжелая, такая сильная, что ее не удержишь. И какая громадина. С хорошего лосося величиной.
Руки у Ника тряслись. Он медленно наматывал лесу. Он слишком
переволновался. У него закружилась голова, слегка поташнивало, хотелось
присесть отдохнуть.
Поводок оборвался в том месте, где был привязан к крючку. Ник взял его
в руки. Он думал о форели, о том, как где-то на покрытом гравием дне она
старается удержаться против течения, глубоко на дне, куда не проникает свет,
под корягами, с крючком во рту. Ник знал, что зубы форели в конце концов
перекусят крючок. Но самый кончик так и останется у нее в челюсти. Форель,
наверно, злится. Такая огромная тварь обязательно должна злиться. Да, вот
это была форель. Крепко сидела на крючке. Как камень. Она и тяжелая была,
как камень, пока не сорвалась. Ну и здоровая же. Черт, я даже не слыхал про
таких.
Ник выбрался на луг. Вода стекала у него по брюкам, хлюпала в башмаках.
Он прошел немного берегом и сел на корягу. Он не спешил, ему хотелось
продлить удовольствие.
Он пошевелил пальцами ног в воде, наполнявшей башмаки, и достал
папиросу из бокового кармана. Он закурил и бросил спичку в быстро бегущую воду под корягами. Когда спичку завертело течением, за ней погналась маленькая форель. Ник засмеялся. Сперва он выкурит папиросу.
Он сидел на коряге, курил, обсыхая на солнце, солнце грело ему спину,
впереди река уходила в лес и, повернув, исчезала в лесу, - отмели, блеск
солнца, большие, отполированные водой камни, кедры вдоль берега и белые
березы, коряга, теплая от солнца, на ней удобно сидеть, гладкая, без коры,
сырая на ощупь. И постепенно его покинуло чувство разочарования, резко
сменившее возбуждение, от которого у него даже заболели плечи. Теперь опять все было хорошо (…).
…Ник взмахнул удочкой назад через плечо, потом вперед, и леса, описав
дугу, увлекла кузнечика в одну из глубоких впадин, в чащу водорослей. Форель клюнула, и Ник подсек.
Вытянув удилище далеко вперед, по направлению к поваленному дереву, и пятясь по колено в воде, Ник вывел форель, которая все время ныряла, сгибая удилище, из опасной путаницы водорослей в открытую воду. Держа удилище, гнувшееся, как живое, Ник стал подтягивать к себе форель. Форель рвалась, но постепенно приближалась, удилище подавалось при каждом рывке, иногда его конец уходил в воду, но всякий раз форель подтягивалась немного ближе.
Подняв удилище над головой, Ник провел форель над сачком и сачком подхватил ее. Форель тяжело висела в сачке, сквозь петли виднелись ее пятнистая спинка и серебряные бока. Ник снял ее с крючка - приятно было держать в руке ее плотное тело с крепкими боками, с выступающей вперед нижней челюстью - и, бьющуюся, большую, спустил в мешок, свисавший в воду с его плеч. Держа мешок против течения, Ник приоткрыл его; мешок наполнился водой и стал тяжелым. Ник приподнял его, и вода начала вытекать. Дно мешка оставалось в воде, и там билась большая форель (…)
… Ник встал во весь рост на коряге, держа удилище в руках; сачок тяжело
свисал с его пояса; потом он сошел в реку и, шлепая по воде, побрел к
берегу. Он взобрался на берег и пошел прямиком через лес по направлению к холмам, туда, где находился лагерь. Он оглянулся. Река чуть виднелась между деревьями. Впереди было еще много дней, когда он сможет ловить форелей на болоте».